Попробую припомнить первые десять книг, которые оставили значимый след в моей жизни… Читать меня выучили рано: «Мойдодыров» и«Тараканищ» я знал наизусть годам к трём, но читал-то я их сам… Как-то с чтением книг «для меня» времени у брата-сестры, а тем более – мамы-отца не оставалось. Видимо, и научен был читать, чтоб реализовывать строки, дай Бог памяти, Валентина Берестова (?): «Как хорошо уметь читать…» (и далее – по тексту… 😉)…
Но – к десятке… О первой: первую книжку, значимую,напомню, помню (эта тавтология намерена!) уже в Казани, куда наша семья переехала в 1973 (нет, в январе 74!) из Елабуги. Обживали новую, полученную отцом квартиру (пятый (верхний, естественно) этаж хрущевки, раздельный санузел,телефон)… Все (кроме меня и старшей моей сестры) красили полы (помню, что,после елабужской (там, кстати, тоже было три комнаты), квартира казалась невероятно огромной, думаю, что не только мне в мои уже 4 года). Сестра делала уроки (стола ещё не было; в дальней комнате – на полу (там уже было покрашено)), я рядом (типа, под присмотром) читал свои книжки… Кстати, спасибо издательству «Детская литература» (ранее – «Детгиз»)… Книжки для детей издавали. Конечно, было много идеализированного и даже – политизированного, но серия «Мои первые книжки» (с таким, помните, цветиком-семицветиком в правомверхнем углу бумажной обложки (а уж не от него ли наш «Тысячелистник» есть пошёл?!), то «в половину», то «в четверть» листа (ох! откуда это всплыло, такое забытое: не формат А4, А5, а именно так – «половина» и «четверть»?!) была великолепна… Михалков, Барто, Сутеев…
«- Где ты была сегодня, Киска?
— У королевы у английской…
— Что ты видала при дворе?
— Видала мышку на ковре..,» – книжка цитируемая называлась «Английские народные песенки-потешки»… Уже в институте узнал:переводила «потешки» Зинаида Гиппиус… Поэтому переводы тех же «потешек»Маршаком шли за авторством Самуила Яковлевича, переводы Гиппиус же, по политическим мотивам, шли просто как «народная поэзия»… Но вернусь к истории о первой: читал я себе «книжки-малышки» (о! ведь так и называли их, эти замечательные книжечки за 4-6 копеек, а не за 300 рублей, как теперь покупаю я детские книжки для внука Никиты), сидя рядом с сестрой на полу с уже покрашенными и высохшими полами… И… писать очень захотел, вскочил – и в коридор, на свежую краску… Влип правой ступнёю, а за левую (как так получилось – в момент!) меня сестра поймала… Замер я в позе аиста (правой – в краске, за левую – пойман), затем вытащен был назад сестрою и отшлёпан (но не больно)… Писать сразу расхотелось. Дойти до нашей комнаты по покрашенному никто не мог, так что я получил приказ оттираться, как получится… Чем было возможно оттереть ступню от краски? И тогда в первый раз я был вынужден жертвовать книгой… Помню – плакал сильно, было безумно жаль книжку: были это «Гуси-гуси…», те, что «Га-га-га…» И это была первая книжка, оставившая след в моей жизни. А след моей ступни в коридоре остался в той, старой, казанской квартире до тех пор, пока семья не съехала на улицу Товарищескую в 1979 году…
Вторая книжка – это толстый, страниц в пятьсот, том«Двадцать три Насреддина». Еще недавно я встречал его (том этот) в Казани у мамы, в саду, и с радостью брал в руки, как старого знакомца… «Двадцать три Насреддина» – собрание народных анекдотов о Ходже (были там и азербайджанские,и аварские, и иранские, и турецкие, и армянские, и (что тогда, помню, удивляло) греческие)… Было это в мае, под излёт моего второго класса. Не знаю, почему,видимо, часто болел я в начальной школе ангиной, врачи определили, что нужно мне удалять гланды и аденоиды сразу… Это, наверное, была первая, «осознанная мною как больная» боль… Операцию делали в больнице, вечером, после уроков, и врач настоял, чтоб мы с мамой остались до утра в стационаре (помню, было много крови, да и, наверное, громко я орал на операции и жалобно плакал после неё).Когда боль отошла, пришло чувство обиды: рядом в коридоре (нас оставили ночевать в больничном коридоре на кожаных неудобных кушетках) лежали со своими матерями ещё два таких же страдальца – лишенца гланд… Но! Этим счастливцам вырезали только гланды, и для них полагалась заморозка – их мамы тут же сбегали за мороженным… Мне мороженного не полагалось, увы… Обида в сочетании с болью – вот то, чего я не переношу и до сих пор… Утром я проснулся от ярких лучей солнца (кушетка находилась прямо напротив окна больничного холла, где сестринский пост), было часов 5 (в Казани – «неправильное время», московское, а широта – не московская, получается, что летом светло уже в 4, но к 9 вечера – полная темень… Но сами казанцы считают, что это в Уфе «время неправильное»).Почему у мамы с собой оказалась именно эта книга, я не знаю, но читались Насреддины замечательно легко… После обхода (часов в 10 утра) нас отпустили домой, и мама (вторая огромная обида за сутки) повела меня в школу, на последние 2 урока я ещё успевал… А вечером того же дня я дочитал Насреддинов,утешивши свои обиды юмором древних народов Ближней (так кажется) Азии…
Третья книга – это заходеровский перевод Алана Александра Милна «Винни-Пух и все-все-все»… Книжку, как помниться, мне дали почитать на день (это, как ни странно, практиковалось тогда – книга надень, что важно – бесплатно! Тогда ещё не было принято делиться удовольствием за деньги),а получилось – на три: книжку я получил утром (в 10? в 11?), а в 6 вечера отец приехал домой и сказал, что мы едем в гости к хорошим знакомым – Шамшилашвили.Сейчас я уже толком не помню, как отец познакомился с семьёй Рубена Зэбовича и тёти Симы (его жены), но что-то их связывало. Рубен Зэбович был классный сапожный мастер. Его, как сейчас принято говорить, «авторские» зимние ботинки (натуральной кожи, на меху) я донашивал уже в конце девяностых в Уфе… Два сына Рубена Зэбовича и тёти Симы (Тенгиз и Бадри) были приятелями моего старшего брата, учились с разной степенью успешности в казанском меде и жили на квартире моей бабушки – маминой мамы – Веры Алексеевны (когда, летом, они съезжали,помню, мы с бабушкой буквально вычищали квартиру от хлама и… тараканов. В однуиз таких «чисток» –, не в последнюю ли? – мне досталась «в наследство» от братьев Шамшилашвили книжка Котэ Махарадзе (был такой грузинский футбольныйкомментатор) о Мундиале-82… Испания… Тогда я только начал «болеть футболом», а в книжке, кстати, тоже жили тараканы…). Так вот, отец сказал, что мы едем в гости к дяде Рубену и тёте Симе. А ехать надо было в Канаш (это такой маленький город в (тогда) Чувашской АССР, ныне – Республике Чувашия)… Папу принято было слушаться, и мы выехали, как я теперь понимаю, вечером пятницы. Не знаю, как сейчас, но тогда моста не было, а был паром через, видимо, Волгу. Часов в 9 мы встали в такую пробку перед въездом на паром, что сравнить можно только с нынешней ситуацией в полуденной Казани в центре… Вини получил своего внимательного читателя; потом стемнело, а мы всё стояли в пробке и ждали паром,понимая, что в 24.00 паром отправится в свой последний рейс через реку и следующий будет только в 5 утра… Мы успели… В 00.05 радио в машине отца стало вещать «Концерт для полуночников», и я уснул… Рубен Зэбович и тётя Сима жили в комнате при Канашском доме быта, там (в доме быта) был душ, большой зал с телевизором («холл» – услышал я тогда неизвестное слово), маленькая обувная мастерская, комната, где жили Рубен и Сима, магазин и парикмахерская. Был выходной, мужчины сели в «холле» и стали дружески выпивать, мама и тётя Сима в комнате Шамшилашвили что-то «резали на стол», а меня отправили в парикмахерскую– стричься у мастера «на халяву» (тогда не было ещё этого понятия, и мастер сказал «из интереса»…) Мастер тоже торопился за стол и, когда я вышел из парикмахерской, папа, Рубен Зэбович и кто-то ещё (в Канашском доме быта Рубен Зэбович и мастер-парикмахер были не единственными мужчинами) единодушно выдохнули: «Ох, сынок!» А дядя Рубен сказал: «Корнелий!? Ты зачем так мальчика укорнал?» Все засмеялись – парикмахера, значит, звали Корнелий (он тоже был явно не из чувашей), и он меня того, укорнал… Игры слов (я ещё не знал тогда,что это такое) я не оценил, но был в очередной раз обижен и яростно закричал:«Нет! Он меня не укорнал! Он меня учувашил и уканашил!!!»… Мама успокоила меня с трудом… Хотя, видит Бог, я отыгрался тогда в тот же день: все мужчины Канашского дома быта, по вполне понятным причинам, болели за грузинский футбол.После общей части «посиделок» в «холле» они (вместе с моим отцом) вышли продолжать общаться (читай – выпивать) на улицу… Но тут началась трансляция матча «Торпедо» (Кутаиси) – «Зенит» (Ленинград)… Шамшилашвили были родом из Кутаиси. Корнелий тоже. Но уходить с улицы (подозреваю, шёл процесс готовки шашлыка) им не хотелось… «Мальчик, – сказал куафер Корнелий, – говори нам,когда Кутаиси забьет…» «Зенит» в том союзном чемпионате шел «на вылет»,кутаисцы же твёрдо «сидели» в середине таблицы, но… Бог сделал так, что это был мой день… И день «Зенита»… Я выбегал на улицу с криком «Гол! Забили!» (ну,кстати, я тогда радовался просто голам и, конечно, не кричал – «Наши забили!», это я только сейчас знаю это загадочное слово – «политкорректность»😉)восемь (!) раз, причем только один раз на вопрос Корнелия: «Кутаиси забил?» – я ответил утвердительно… Да, «Зенит» победил в гостях 7-1… И это – правда, можете справиться по статистике Чемпионатов СССР (только, дай Бог памяти, в каком годуэто было? В 77? 78? 79?)… «Вини-Пух» был дочитан утром следующего дня, когдамужчины Канашского дома быта отходили от вчерашних потрясений, и в тот же день перечитан еще раз…
Книга четвёртая – «Эмиль из Лёнеберги»… Скажу только,что эту книжку читали вслух, по очереди, перед сном, дома и в саду; читала наша тогда уже большая семья: брат, его жена Ирина, сестра, её муж Гумар и я(родители в тот момент были в Кисловодске, в отпуске, в санатории)… Послевкусие читки вслух не отпускает меня с тех самых пор… Тогда же, в тот, видимо,последний выезд родителей на курорт (мы уже жили на Товарищеской, и бабушка – Вера Алексеевна, – сдавая свою квартиру Бадрику и Тенге, была призвана обеспечивать порядок в доме, да так в нём и осталась), пришла ко мне ещё одна книжка… Пятая… До сих пор не могу найти её следы. Это была книжка из двух повестей: в первой – не помню названия – «повествовалось» (игра слов, см. выше😉, намеренна), как революционные матросы Черноморскогофлота сдают Херсон немцам в 1918 году, а во второй – «Тихая Одесса» – как этиже молодые матросы организуют работу Одесского ЧК. Был во второй повести такой эпизод: ну, идёт буза революционная, все голосят-митингуют, а комсомольцам надо привлечь общее внимание… Цитата (почти дословная, помню, будто вчера читал):«Мы сняли дверь актового зала, поставили её на попа и.., с шумом орудийного выстрела, дверь пала… Воцарилась мёртвая тишина» Как хохотал я над этим эпизодом! Я смаковал его, читал вслух и смеялся: «Представляете, поставили дверь на попа! Бедный поп!» — заливался я в голос… Сестра и брат, муж сестры и жена брата тоже смеялись в голос… Когда я вырос и узнал значение фразеологизма«поставить на попа», я, наконец, понял, что тогда мои близкие родственники смеялись надо мной… Понял и тоже посмеялся…
В шестом классе пришла и книга шестая… Так странно, но это была достаточно проходная книжка Дюма «45». Наверное, этому детскому моему бестселлеру повезло: кроме «Трёх мушкетёров», которые были несомненно интересны, но одноименный фильм шёл на первом месте, а книжка – на втором, ибо Боярский, Смирнитский, Смехов и, особенно, Старыгин («Хоть Бог и запретил дуэли, но…») начисто отбивали своим обаянием прелесть чтения; так вот, кроме«Трёх мушкетёров» ничего я у Дюма к тому времени не читал, а тут – «45», и великолепный Шико, и волшебно переданный Генрих IV Валуа… Видит Бог, эпистолы мои из Магадана, куда родители увезли меня в январе 1982 года, шли за подписью Генрих Валуа, а получал их в Казани мой верный Шико – Артём Сагдеев, хотя, откровенно говоря,кто был королём, а кто – шутом в этой переписке – не ясно до сих пор… Но книжка, действительно, была классная, в этом я утвердился достаточно недавно,когда собрал, наконец, все части трилогии о Генрихе…
В январе же уже упомянутого 1982 года случилась икнига седьмая… Мама везла меня в Магадан. Это было интересно и необычно. До Москвы мы ехали поездом (до столицы нас сопровождал мой старший брат Сергей,основной задачей которого была транспортировка ковра – тогдашнего символа счастливой семьи: есть ковёр – семья счастлива и благополучна, нет ковра – покупайте палас😉!)… А потом –экзотика! – 8 часов лёта от Москвы до Магадана… 8 часов, и нет посадок, и под ногами – пол самолёта, а под полом – полсвета, и имя этой половине света белого– бездна… Опять же (случай это или, действительно, мама моя всегда имела при себе нужные мне в конкретный момент времени книги?!) у мамы в сумочке был карманный томик Александра Блока, изданный в Чебоксарах в 1976 году. Ну, я ж был сыном преподавателя сценической речи Казанского театрального (именно там работала мама до переезда в Магадан), поэтому я представлял себе, что значит читать стихи вслух, на публику (класса опять же со второго меня постоянно таскали на конкурсы чтецов. Знаете, редкий был случай, когда я не брал первый приз), но понять, что такое поэзия, я смог только тогда, за первые мои 8 часовполёта до Магадана. Именно тогда я по-настоящему проникся, проникся поэзией… К концу полёта я знал «Незнакомку», «Над пропастью, во рву некошеном…»,«Превратила всё в шутку сначала…», «В соседнее доме окна жолты…», «Ночь… Улица…Фонарь… Аптека…», «Облак жёлтый…» и, что удивительно, поэму «12» наизусть… До сих пор нет для меня большего наслаждения, чем читать и понимать стихи, а стихи Блока –  до сих пор на первых, почётных местах…
Восьмой книжкой были «Записки о Шерлоке Холмсе»… Делов том, что, когда мы с мамой прилетели в Магадан, отец жил уже там полгода. И ему удалось (напомню, что дело происходит в позднесоветский период, когда книга – настоящий престижный дефицит, поэтому слово «удалось» даже не передаёттогдашнего нашего с мамой восторга) подписаться на двадцатитомник (!) «Библиотеки приключений для детей и юношества». Мы прибыли в январе, а первый том подписки – «Записки о Шерлоке Холмсе» – прибыли прибыл ещё в декабре! Это был действительно королевский подарок к приезду! Телевизора не было – и не надо: радио «Маяк», Шерлок Холмс, доктор Ватсон!
А через месяц вообще случилось то, чего не могло быть:явилась девятая книга! На 23 февраля я получил от новой одноклассницы Гали Горевой свою книгу №1 (девятую по счёту) – «Похождения бравого солдата Швейка»…Интересно, что подарки разыгрывали дарительницы жребием… И я вполне мог бы получит одеколон «Миф» от Машки Якуповой (кстати, о чём (об одеколоне «Миф») мечтал) или (мечта всех-всех мальчишек в классе вообще) – галстук-шнурок отЛенки Терзовой. Не срослось, как я сейчас понимаю, к счастью, а любую цитату отШвейка – только спросите! Летом 83 года я впервые вернулся в Казань из Магадана… Я был молод, нагл и изрядно голоден до… чтения, поэтому первую десятку завершает (хитрый ход!) двенадцатитомник Владимира Владимировича. Я проглотил,вместе с прозой, пьесами, статьями и письмами, Маяковского дней в десять… Может быть, именно тогда начали писаться первые осознанные мои стихи… Хотя… Хотя тем же летом (или чуть ранее) были ещё Марк Твен и Даниэль Дэфо, а потом (точно – тем же летом) – Честертон с «Тайной отца Брауна», Пикуль и «В августе 44-го»Богомолова, а чуть позже – «210 шагов» Рождественского, «Моя семья и другие звери» Даррелла, «Трое в лодке, не считая собаки» Джерома Клапки Джерома, О’Генрии… И много-много других умных, любимых мною книг, но начиналось всё с этих десяти… Первых десяти книг, которые сделали ДБ ДБ…