Но…нет меня… И, волею поэта,
Поэзия где больше не живёт,
Где, никого ни капли не щадя,
Рыдает блюз последнего дождя…
(Д.Б.Масленников, 2013)
В то утро, когда пришло известие о смерти, шел монотонный весенний дождь. Кажется, чем больше времени прошло, тем легче переносятся потери, да только в этом случае все не так, потому что с уходом Дмитрия Борисовича ушла эпоха, всегда казавшаяся бесконечной. Речь об эпохе заседаний ЛИТО «Тысячелистник». Еще до поступления на филфак я знала о том, что где-то на четвертом этаже есть кабинет настоящего поэта, который пишет не просто стихи, а акростихи, лимерики и букалики, словообразует и переписывает на новый лад «Слово о полку Игореве» (см. Словчерь о княщере Эгоре), вокруг которого много молодых талантливых студентов. Знала, потому что в руки мне попала самиздатовская книжица «Любимое занятие плюшевых медведей» и несколько студенческих поэтических сборников. На филфаке был тогда «Эшафот» — стенд для размещения своих стихов для пишущих студентов. Иногда под творениями появлялись комментарии, иногда листы со стихами пропадали со стенда, но однажды там появилось объявление об очередном заседании ЛИТО, на которое приглашались «все-все-все желающие». Насколько волнительно было впервые войти в сонмище рифм, настолько же была удивительна та открытость и доброжелательность, с которой ДБ встречал пришедших. Давно окончив вуз (или даже совсем не имея с ним учебных отношений), товарищи по ЛИТО с теплотой вспоминают именно эти посиделки. Немудрено – Дмитрий Борисович всегда находил для каждого «пришельца» нужные слова, в которых не было и тени морализаторства. Он очень бережно относился к молодым поэтам, советуя, направляя и внушая веру в свои силы. Часто на ЛИТО приходили студенты, у которых ДБ преподавал фонетику, словообразование или синтаксис, приносили рукописные опусы в надежде на понимание. И он понимал! Было что-то волшебное в предложении составить подборку из собственных стихов и обсудить их на очередном «Тысячелистнике», существовала даже очередь из желающих услышать мнение ЛИТО-вцев, и, конечно же, Дмитрия Борисовича. Вместе с Салаватом Вахитовым (прежним директором издательства «Вагант») они делали маленькие тиражи каждой подборки и в среду на большой перемене мы бегали в издательство, чтобы получить свежую подборку. Мы собирались по субботам, занимало это примерно 2 часа, но как мы ждали этих двух часов! Заседания «Тысячелистника» были своеобразным смотром для обсуждаемых: подборку разбирали вдоль и поперек, автора просили читать тексты вслух, задавали вопросы и полемизировали насчет рифм. После заключительный «одобрямс» озвучивал ДБ и объявлялись свободные читки.
Из этих заседаний вырос Уфимский фестиваль университетской поэзии, под кодовым названием «Мяуфест», который в декабре 2017 года прошел в восьмой раз и теперь носит имя своего создателя — Дмитрия Масленникова. В него ДБ заложил принцип «новые имена, новые поэты», позволяющий молодым авторам быть услышанными большой аудиторией. Сейчас участники «Мяуфеста» занимают призовые места в поэтических конкурсах, издают собственные книги, ведут поэтические паблики в соцсетях и организуют литературные мероприятия, потому что верят в себя и в коллег по поэтическому цеху. И я думаю, что всё это существует благодаря нашему любимому ДБ, который вложил в умы студентов то, что они могут. Могут быть творцами, организаторами, критиками, писателями, журналистами, а главное – хорошими людьми. А нам остается только оправдать его надежды и сделать мир чуточку лучше и ДоБрее.
Я очень горжусь тем, что могу назвать Дмитрия Масленникова коллегой, и со мной, наверное, в этом согласятся многие. У него была удивительная способность превращать самые обыденные вещи в увлекательное занятие. Только он мог, при подготовке протокола решения Учёного совета, напевать песенку на только что придуманный мотив, состоящую непосредственно из решения Учёного совета, или на заседании кафедры писать четверостишия о происходящем. Как бы банально это не звучало, вокруг него мир становился добрее: он был очень мудрым и внимательным собеседником, а в электронных письмах некоторые слова переворачивал так, чтобы на том конце прочли и улыбнулись. Я не помню, чтобы ДБ был чем-то обижен или на кого-то зол, да – иногда уставший, грустный, но злой – никогда. Иногда он заходил в гости перед тем, как ехать домой и смотрел новые фотографии на моем телефоне, забавно щурясь из-под очков. Чаще, правда, мы виделись с ним на углу Советской, между филфаком и административным корпусом, где он обычно ждал такси. Мороз, дождь, снег, – а ДБ всегда в куртке нараспашку и без шарфа, он не умел хранить тепло только для себя, он одаривал им всех. Время проходит, а я по дороге домой всё бросаю украдкой взгляд на этот угол на Советской, вдруг он снова ждет там своё такси.